Доктор Ахтин. Жертвоприношения - Страница 10

— Почему вы так решили?

— Потому что мне приснилась зима. Сильный мороз, так что даже во сне мне было очень холодно. Белый сугроб, из которого торчит сухая елочка с остатками новогодней мишуры. И красная кровь на снегу. Мария Давидовна, я всё это увидел так реально, что проснулся от собственного крика.

— Лев Петрович, давайте пока отложим в сторону ваши сны. Расскажите мне о вашей работе.

— Думайте, хроническая усталость и нервный стресс, — хмыкнул мужчина. Затем снова пригладил волосы на голове и кивнул.

— Хорошо. Я попробую. Только, я надеюсь, всё останется между нами.

Мария Давидовна кивнула.

Он помолчал, словно не знал, как начать, а потом заговорил:

— Мне сорок пять лет, и двадцать из них я работаю на государственной службе. Особенно сложно было в девяностые годы. Я тогда еще был молодым перспективным юристом без опыта работы. Благодаря моему дяде, я стал помощником одного из заместителей главы города. Года через три мне удалось проявить себя, и я стал помощником главы города. Потихоньку набираясь опыта в структурах управления, я пережил тяжелые времена. Свободные средства вкладывал в валюту, поэтому дефолт девяносто восьмого года обернулся для меня удачей. Я купил себе квартиру в престижном районе, обставил её мебелью и аппаратурой. Подумывал даже жениться, но или не оказалось подходящей кандидатуры, или я очень требователен к женщинам, но — не вышло. Так и остался холостяком.

— В начале нового столетия меня пригасили в аппарат губернатора и предложили работу. Я сразу же согласился. И вот, уже восемь с лишним лет я работаю у губернатора. Прошел путь от простого помощника до советника по стратегическому планированию. И мне нравилась моя работа. До некоторых пор.

Лев Петрович замолчал.

Подождав немного, Мария Давидовна уточнила:

— Нравилась?

— Да. Но сейчас я понимаю, что последние два года я заставляю себя идти на работу. И виноват в этом губернатор Чуклинов. Вначале, когда только пришел в Белый Дом, он выглядел вполне вменяемым человеком. Правильно говорил, слушал окружающих, если и не пытался что-то изменить, то и не мешал работать.

Лев Петрович помял пальцы рук и через мгновение продолжил:

— В общем, я продолжал с удовольствием выполнять свои обязанности. Потом он стал меняться, — вначале внешне не заметно, мелкие пустяки, практически несущественные, затем стали возникать странные проекты, к которым я не имел никакого отношения. Продуманный пиар в средствах массовой информации, обеспеченный моим отделом, хотя я совершенно не понимал, зачем ему это. Дальше — больше. Какие-то безумные проекты, какие-то абсолютно дебильные семь важных дел, на пиар которых истрачено много денег. Он перестал слушать окружающих. Иногда мне кажется, что он возомнил себя всемогущим, что ему все позволено. Может, вы не заметили, но экономическая ситуация в регионе аховая. Много местных предприятий, которые пополняли бюджет края, проданы московским варягам, и теперь налоги утекают в столицу. Здравоохранение и образование в огромной финансовой дыре. Коррупция на всех этажах власти процветает. А рыба, как вы знаете, всегда гниет с головы. Поэтому вот сейчас я думаю, что у губернатора Чуклинова или сорвало крышу от вседозволенности, или он просто тупо набивает карманы.

Лев Петрович значительно посмотрел на доктора, словно хотел дополнительно указать на последнюю фразу. Заметив, что Мария Давидовна внимательно слушает, он продолжил:

— Он очень хорошо скрывается. Губернатор по-прежнему разумно говорит, пишет правильные слова в своем блоге в «Живом журнале», активно участвует в работе, адекватно ведет себя на заседаниях здесь и в Кремле. Порой, мне кажется, что никто, кроме меня, не замечает, что Чуклинов — сумасшедший вор и коррупционер.

Мария Давидовна улыбнулась и, как ни в чем не бывало, спокойно спросила:

— Вы так и не сказали мне, кто был убит в ваших снах?

Лев Петрович, задумчиво глядя перед собой, невыразительно ответил:

— Председатель правительства.

И замолчал.

— Какого правительства?

— Самого главного, — угрюмо ответил Лев Петрович.

Мария Давидовна практически сразу вспомнила строчки:

Здесь — человек без лица закроет спиной,
Стремительной власти мнимый покой.
Хозяин реальный будет убит,
В пламени ярком столица сгорит.

Она замерла, думая о том, кто сейчас в кабинете психически болен. Мужчина, посвятивший себя государственной службе и твердо уверовавший в пророческую значимость своих снов, или она, врач-психотерапевт высшей категории, кандидат медицинских наук, которая полагает, что бредовые сны больного человека могут оказаться будущей реальностью.

10

Семен сидел за столом и смотрел на монитор. На голове наушники, из которых звучит рок-музыка. Самый любимый концерт, самые лучшие песни, собранные в портативном плеере.

…Гуд бай Америка, где я не был никогда.
Прощай навсегда.
Возьми банджо, сыграй мне на прощанье…

Он любил слушать «Наутилус Помпилиус». Есть глубокий смысл в рифмованных словах песни, и музыкальный ритм настраивает на работу. Пусть писательство для него всего лишь хобби, но для того, чтобы из набора слов сделать хотя бы читабельное предложение, нужно потрудиться. И этот труд в радость, как любое творчество. Он создавал пусть короткий, но цельный мир. Совсем не обязательно, что этот мир должен кому-либо понравиться, но хаять его он никому не позволит.

Семен просматривал в Интернете отзывы на свой последний рассказ. Он его выложил на нескольких сайтах, дающих возможность графоманам самовыражаться. Или точнее, — самовыражевываться, потому что в большинстве случаев тексты графоманов ничего не давали ни уму, ни сердцу. Впрочем, чужие тексты его не интересовали. Гораздо интереснее было посмотреть реакцию читателей на его прозу.