Прослушав прогноз погоды, она встала с дивана и пошла на кухню. Салат из помидоров со сметаной и чай с сахаром. Мария Давидовна старалась после восьми вечера не кушать, — в последние месяцы она поняла, что с неприязнью смотрит на своё тело в зеркало. Напольные весы тоже пока не радовали её, но она хотя бы начала что-то делать.
Нарезав салат, она стала есть. Крамольные мысли всё равно вторгались в её сознание, — может взять кусок хлеба, с ним вкуснее. Да и кому нужна моя фигура? Единственный человек, для которого она бы готова была жертвовать всем, и для которого она бы вновь слепила свою фигуру, даже не думает о ней.
Она для него пустое место.
Ахтин наверняка даже не вспомнит, как её зовут.
И зачем она продолжает думать о нем?
Мария Давидовна неожиданно для себя заплакала. Беззвучно. Слезы по щекам стекали в тарелку, смешиваясь с салатом. Правая рука сжимала вилку. Пальцы левой руки сминали мякиш хлеба.
Из этого застывшего состояния её вывел чайник. Закипев, он засвистел, заставив вздрогнуть Марию Давидовну. Она положила вилку, выключила газ и достала чашку. Бросив две ложки растворимого кофе — она вдруг поняла, что хочет крепкий кофе с коньяком — Мария Давидовна налила кипяток в кружку и шедро плеснула коричневую жидкость из бутылки.
Вытерев щеки тыльной стороной ладони, она сделал пару глотков. И стало легче.
Даже если там был Парашистай, она рада, что на асфальте остался лежать не он. Простая мысль, но как сильно она меняет мировоззрение.
И это надо признать.
Она, Мария Давидовна Гринберг, врач, законопослушная гражданка, принимает сторону маньяка, предпочитая знать, что он жив. Прихлебывая кофе с коньяком, она задумчиво смотрела вечереющее небо в окне и думала, что если бы сейчас произошел Апокалипсис, она бы вздохнула с облегчением. Разрешилось бы сразу столько проблем, — и её, простых, бабских. И планетарных, глобальных, общечеловеческих. Да, массовая гибель людей — это не очень хорошо, но пусть лучше так, чем просто тупо ждать, когда придет старость и смерть.
Опять пришла ночь. Темное время суток, несколько часов свободы, когда я могу быть самим собой.
Жить так, как хочу.
Делать то, что необходимо.
Думать о той, ради которой живу.
На окраине города практически нет фонарей. Тусклый свет из окон домов иногда выхватывает мою фигуру из тьмы.
Антон Кораблев живет в своем одноэтажном домике, огражденном высоким забором. Участок в пять соток, где он сажает картофель, и лавка перед крыльцом. Он бы завел сторожевую собаку, но с детства боялся этих домашних животных. И это облегчает мою задачу.
Перебравшись через забор, я вижу, что в окне горит свет. Он еще не спит. И это хорошо. Я сажусь на траву рядом с крыльцом и сливаюсь с окружающим мраком.
Жертва выйдет покурить перед сном. Я это знаю. Жизнь человеческих особей состоит из множества однотипных ритуалов, один из которых — сигарета перед сном — есть у Антона.
Я думаю о том, что зависть и ненависть привела Антона Кораблева к болезни. Я всего лишь врач, который избавит его от этого. Мой метод лечения радикален, но имеет стопроцентный результат. Я гарантирую выздоровление от зависти и ненависти.
Я пришел выполнить свой лечебный ритуал.
Антон Кораблев больше никогда не будет болеть.
Я жду недолго. Скрипнув, открывается дверь, и тень выходит на крыльцо. Огонек спички освещает лицо Антона. Глубоко затянувшись, он выдыхает дым вверх.
— Хорошо! — говорит Антон, и его голос в тишине кажется чересчур громким.
Сделав два шага, Антон спускается вниз и садится на лавку. Я думаю, что мужик доволен собой, но, как обычно, не доволен жизнью. Наверняка, он опять мысленно погружен в болото своей зависти, но сейчас ему не надо скрывать свои мысли. Он с ненавистью смотрит во тьму, перебирая в памяти тех, кто мешает ему жить.
Я неслышно выступаю из мрака.
Он затягивается сигаретой и видит меня.
Он успевает встать. Он даже успевает что-то нецензурное пробормотать.
Нож легко входит в левое межреберье. И так же легко выходит. Окурок падает из ослабевших пальцев. Подхватив тело, я мягко опускаю его на траву. Заглянув в глаза, я вижу там только ненависть.
Ни страха, ни ужаса.
Ни удивления, ни досады.
Ни разочарования, ни сомнения.
Антон Кораблев даже не успевает понять, что умер.
Он просто погрузился в своё болото с головой, внезапно перестав дышать.
Сидя на траве рядом с телом Антона, я слушаю тишину. Ничего не изменилось, только где-то в одном из соседних домов залаяла собака. Она почуяла человеческую кровь.
Быстрыми движениями я извлекаю глазные яблоки и складываю их в контейнеры. Теперь мне надо убрать тело в дом. Антон Кораблев не поддерживал никаких отношений с соседями. Он находится на больничном листе, и не должен ходить на работу. Рано или поздно его найдут, но я хочу, чтобы это произошло позже. Прошли те времена, когда я оставлял трупы на виду.
В холостяцком жилище Антона чисто. Мебели не много, — диван, шкаф и телевизор. На книжной полке нет ни одной книги. На кухне газовая горелка с баллоном, стол и кухонный шкаф. Холодильник практически пуст, — скорее всего, Антон просто не успел купить продукты. Справа от кухни за шторкой дверь в подвал.
Вот туда мне и надо.
В подвале дома холодно. На полках рядами мясные и рыбные консервы. В огороженном углу прошлогодний проросший картофель. Сбросив с плеча тело, я переваливаю его в свободный угол.
Дверь в подвал я закрываю на висячий замок. Ключ засовываю в кадку с кактусом.